Каждый третий ребенок растет в лишениях

Для чего чиновники придумали «мнимую» и «ленивую» бедность.
В этом году, как бодро отрапортовали в правительстве, бедность достигла исторического минимума. Она у нас, говорят, снижалась с 1990-х годов, потом колебалась в нулевые и десятые, и вот наконец установлен рекорд в 10,5%. Однако за счет чего? Как вообще измеряют неблагополучие? И, главное, как с ним борются? Эффективна ли поддержка пособиями? И что подразумевают чиновники под «мнимой» бедностью?
Для начала немного цифр. По итогам 2022 года, людей, проживающих за чертой бедности, оказалось 15,3 млн. В последний раз близкие показатели уровня нуждаемости фиксировались в 2012 году: тогда малоимущими считались 15,4 млн граждан, или 10,7% населения. Сама черта бедности определяется сегодня примерно в 13,5 тыс. рублей на человека. Я бы назвала это границей нищеты, а не бедности, но автора никто не спрашивает, поэтому просто констатирую факт – такой вот официальный критерий. Тем более что и он показывает, как все грустно в нашей социальной реальности.
Нет, если отвлечься от главного критерия, то само абстрактное значение в 10,5% не представляется чем-то уж совсем ужасным. В конце концов экономическое неравенство не удалось еще победить ни в одной стране мира, главное тут – не столько цифры, а динамика. Российская динамика выглядит вроде бы оптимистичной. Если не присматриваться. А вот если вглядеться…
Кем вообще в основном представлена русская бедность? А это в основном (более 80%) семьи с детьми. По официальной статистике, пособия из бюджета в этом году получают малообеспеченные семьи, воспитывающие 9,7 млн детей. Всего в России примерно 30 млн несовершеннолетних. Получается, в бедности живет каждый третий ребенок. Еще 3–4 года назад говорили то о каждом четвертом, то о каждом пятом. Получается, что бедность растет, а не падает?
Кто же тогда эти 3,6 млн человек, которые, по уверениям Голиковой, перестали быть бедными в последние годы? Бедных просто стали по-другому считать.
Этого следовало ожидать. Еще в 2018–2019 годах, когда стало понятно, что борьба за экономическое процветание населения пробуксовывает, чиновники заговорили в том духе, что это не власть плохо старается, а люди наши, дескать, прибедняются. Тогда слуги народа даже придумали «мнимую бедность», а отдельные оригиналы – еще и «ленивую». Нам стали рассказывать, что люди не хотят использовать имеющиеся у них возможности: сдавать лишние метры, возделывать как следует огороды, таксовать на личных машинах. А многие, как нам объяснили, просто обманывают государство: и метры сдают, и авто задействуют для халтур, а некоторые еще и работают без оформления или за серую зарплату.
Справедливости ради стоит отметить, что теневая экономика действительно все еще остается серьезной проблемой: по разным оценкам, ее доля составляет от 15 до 40% ВВП, или 10–20 трлн в год. И, конечно, есть граждане, которые пользуются ситуацией и, зарабатывая на самом деле больше, чем по документам, не стесняются обращаться за пособиями. Это, конечно, никакие не подпольные миллионеры. Положение большинства этих «ловкачей» крайне неустойчивое, незащищенное, у них то густо, то пусто, заболеют – останутся вовсе ни с чем. Пособия придают их жизни хоть какую-то стабильность. Да, нечестно, когда кто-то претендует на помощь, имея даже только периодами в два-три раза больше, чем в официальных квитках и справках, а другие в это время работают полностью вбелую, платят налоги, тянут ипотеку, сами обеспечивают детей, помогают родителям – еле-еле сводят концы с концами, но не видят никакой поддержки от государства.
Однако государство ведь в системном плане ничего не меняет. Чиновники только вечно виноватят и стращают население. При этом власть не борется с теневой экономикой как таковой, хотя и имеет для этого все инструменты. Никто даже не пытается построить социальные сферы на более справедливых началах – так, чтобы выгоднее было работать и зарабатывать, а не гоняться за копейками из казны. В итоге в очередь за этими копейками выстраивается все больше народу. Что делают чиновники? Они переписывают критерии нуждаемости и условия получения помощи.
Первое, что произошло: прожиточный минимум, рассчитываемый ранее пусть с большими натяжками, но все же из стоимости потребительской корзины, теперь привязали к проценту от медианной зарплаты, то есть к совершенно отвлеченным цифрам. Второе: для семей с детьми множество разных пособий заменили одним универсальным, что логично, потому что главным критерием каждого все равно выступал критерий нуждаемости, однако получить его стало сложнее. Если раньше при назначении пособий смотрели только на доход, то теперь учитывают еще и то, какими семья располагает «активами». И учитывают, в общем, формально. Формально на семью из трех человек может приходиться больше квадратных метров жилья, чем положено по нормативам для бедных, а фактически это могут быть доли в родительских квартирах (причем абсолютно неликвидные), которыми семья не пользуется, потому что живет на съемной квартире. Аренда или, например, ипотека с другими кредитами – это уже пассив.
Пассив, к слову, в отличие от активов, никто в расчет не берет – ни в плане определения нуждаемости в пособии, ни – что гораздо хуже – в плане определения справедливого уровня зарплат, что при текущем уровне закредитованности россиян просто поразительно. А закредитованность проистекает из этих самых зарплат, на которые невозможно закрыть даже базовые потребности. Замкнутый круг.
Да, чтоб вы понимали: медианная зарплата в стране официально составляет 38 600 до вычета НДФЛ, то есть на руки половина работающих в России поучает не больше 33 600. Собственно говоря, это и есть бедность, но в статистику попадают лишь те, у кого при распределении доходов на семью остается лишь 13 с копейками на человека. Тут не о мнимой бедности надо говорить, а о мнимом благополучии. И проблему надо решать не пособиями, а глобальными изменениями в экономике.
Тем более что пособиями проблема и не решается: ведь даже при ужесточении критериев их выплат – получателей из определенных групп населения, как это ни парадоксально, но отчетливо видно из статистики, все равно становится больше. Общий же процент бедности, вероятно, снижается за счет того, что из системы поддержки выпадают бедные из других категорий. Например, несколько лет назад из статистики бедности исключили пенсионеров на том основании, что, какие бы у них ни были пенсии, они все равно получают доплату до прожиточного минимума. До! Чем это отличается от семей с детьми, которые тоже «все равно» получают пособие, если их доходы не дотягивают до 13,5 тыс. рублей на человека, – непонятно.
Логика тут вообще убийственная. Чем руководствуются чиновники, когда людей, вышедших из трудоспособного возраста, практически перестают считать нуждающимися в помощи, а молодых родителей, полных сил, энергии, готовых работать, чуть ли не искусственно превращают в иждивенцев? В регионах, в малых городах и селах уже распространенной становится ситуация, когда сумма пособий на детей превышает зарплаты родителей: к примеру, трое детей приносят в семью 30–40 тысяч, а папа при неработающей маме или, наоборот, только мама в отсутствие отца и алиментов – 15–20 тысяч. Кто кого в такой семье кормит? Не хочется об этом писать, но это маргинализация. В какой-то момент человек просто привыкает к сложившейся ситуации, начинает считать ее нормальной, перестает искать выход – и да, его как будто действительно можно упрекнуть в лени, апатии, равнодушии.
Но кто создал саму эту ситуацию? Кто сделал возможной систему, при которой работать как бы и невыгодно уже, а бедность постоянно воспроизводит саму себя?
Марина ЯРДАЕВА,
педагог
Советская Россия